[167] Усмирение Тьмы (1/1)

Тьма представлялась Ху Фэйциню темнотой или даже чернотой, какой может похвастаться самая тёмная ночь. Видимых границ у неё не было, он просто погрузился в необозримую темень, едва начал медитацию. Он мог чувствовать, что Тьма наполняет и даже переполняет его тело: она текла в венах и по духовным каналам, пронизывала сердце и другие внутренние органы, пробовала то и дело подобраться к Лисьему Пламени, но отдёргивала свои чёрные щупальца. Ху Фэйцинь предположил, что её отпугивает аура Небесного Нимба — так он называл обод, появившийся вокруг его Лисьего Пламени после обожествления. Но прямого физического контакта с Тьмой он не ощущал. «Вероятно, — подумал Ху Фэйцинь, — она не может причинить вред небожителю».

И тут Тьма нанесла удар.

Своего астрального тела во время медитации Ху Фэйцинь не видел, но ему вдруг начало казаться, что оно уменьшается, съёживается и меняет форму. Тьму прорезали яркие вспышки и нависли над ним гигантскими фигурами его старших братьев и мачехи. Перед глазами поплыло, он будто вернулся в детство и снова переживал то, что некогда было с ним: как старшие братья над ним издеваются, как Императрица унижает его мать… Тьма вытянула на свет самые болезненные воспоминания, о которых он предпочёл забыть.

Это верно, Тьма не могла причинить вред богу. Она не могла высосать из него духовные силы, как делала это с демонами, потому что Небесная Защита была слишком сильна. Чтобы захватить бога и поглотить его, нужно было его ослабить, очернить, осквернить. Чем она и занялась, воспроизводя в его памяти один за другим самые тёмные из найденных в его голове воспоминаний.

Сложно сказать, чем была Тьма. Ху Фэйцинь потом долго размышлял над этим и пришёл к выводу, что проклятием она не была. У неё было сознание или нечто подобное. Может, это была сущность, проникшая в мир демонов и паразитирующая на его обитателях? В мире людей такие существовали. Он сам с ними не сталкивался, но слышал о них. Существовало несколько разновидностей злых духов, и не все истории о них заканчивались смертью человека. Некоторые злые духи как-то уживались с людьми, не причиняя им особого вреда.

Лисье Пламя внутри Ху Фэйциня задрожало и ослабло. У него слишком много было дурных воспоминаний, а Тьма расстаралась и воспроизводила их одно за другим, не давая ему передышки. Эта массированная атака должна была ослабить силу бога, поддерживающую защиту от тёмных сил. Если бы Тьме удалось добраться до тринадцатого языка Лисьего Пламени и очернить его, и сила бога не спасла бы Ху Фэйциня: Тьма источила бы кровь демона и добралась до зёрнышка человечности. Она была очень близка к успеху.

Он, должно быть, опрокинулся навзничь. Старшие братья всегда толкали его в грязь, и он лежал так и глядел на небо, глотая слёзы. И в этот момент над ним нависло лицо Ху Вэя.

Это был первый просчёт Тьмы. Она одно за другим вытаскивала воспоминания, аура которых была затемнена или искажена, и наткнулась на целый кладезь таких в отдалённом закоулке памяти. Они были связаны с жизнью Ху Фэйциня на Лисьей горе. Их аура была темнее, чем воспоминания детства, и Тьма тут же ими воспользовалась.

Ху Фэйцинь с лёгким удивлением глядел на Ху Вэя, которого ему показала Тьма. Пустота внутри, как это уже бывало, начала медленно заполняться тёплым ощущением умиротворения и покоя. Да, он нередко злился на Ху Вэя, и до сих пор считал его самым бесцеремонным демоном на свете, и временами хотел оторвать ему хвост, но жизнь на Лисьей горе, какой бы нелёгкой она ни была, учитывая то состояние, в котором пребывал Господин-с-горы после перерождения, была одним из самых светлых моментов в его жизни. Вернув себе все воспоминания, он точно знал, что это так: он был счастлив, пока был лисом.

Тьма, не заметив этого, продолжала подкидывать одно воспоминание за другим: как он грызся с тощей девчонкой-лисой, как попал в капкан, как его лупили по голове сковородой люди… Ху Фэйцинь впитывал их в себя, как губка. Лисье Пламя его стало гореть ровно, сердце успокоилось. «Я Ху Фэйцинь, — ясно подумал он, — Лисий Бог, перерождённый бессмертный мастер, некогда бывший небожителем. Я справился даже со смертью, так неужели не справлюсь с этим? Ху Вэй меня засмеял бы, если бы узнал, что я дал слабину».

Тьма, запоздало сообразив, что что-то идёт не так, заметалась, выплюнула ему ещё с десяток воспоминаний, связанных с Небесами, но Ху Фэйцинь уже полностью овладел собой. Ци уверенно циркулировала по его телу, несмотря на Тьму. У него уже сложился кое-какой план, и он твёрдо был намерен претворить его в жизнь.

Для этого ему нужно было собрать Тьму, что он в себя вобрал, и сгустить её, придав ей определённую форму. Скажем, сферы. Это заняло у него много времени и отняло порядочно сил. Нужно было собрать всю Тьму, ничего не пропустив, иначе всё это не имело бы смысла. Ощущения были такие же, как когда он пытался вытянуть из своего живота червя: Тьма тянулась и растягивалась, обрывалась и юрко ускользала по духовным каналам… Ей нисколько не хотелось покидать приглянувшееся ей сознание. Ху Фэйцинь медленно, крупица по крупице вытягивал её и сгущал в сферу. Астральное тело у него значительно ослабло, он тратил слишком много сил на то, чтобы выловить Тьму. Но хвосты пока держались, и он не особенно волновался. В крайнем случае, можно пожертвовать восьмым хвостом… Но лучше не жертвовать. Не слишком это приятно — когда пропадает непосильным трудом отращенный хвост!

Когда он собрал всю Тьму, он это почувствовал. Будто упала на недвижимую поверхность воды откуда-то сверху капля — бульк! Раскатились круги, но ничто не отозвалось, не погнало ответную волну, и Ху Фэйцинь понял, что в его сознании вновь только он сам.

Ещё какое-то время ушло на то, чтобы понять, как снять небесный обод с Лисьего Пламени и загнать в него сферу Тьмы. Тьма тут же попыталась выбраться, раскидывая щупальца-кляксы в разные стороны. Стоило щупальцу дотронуться до обода, Тьма рассеивалась. Ху Фэйцинь подумал, что через некоторое время Тьма рассеется полностью, если не оставит попыток выбраться из ловушки. Он осторожно переместил сферу Тьмы внутрь Лисьего Пламени и проверил свои силы. Результат проверки его удовлетворил.

«Пора выбираться», — подумал Ху Фэйцинь и открыл глаза.