Глава 28 (1/2)

17 декабря 1996 год, Башня старост

Ей снился странный сон.

Как будто она оказалась в Индии или Австралии и на рассвете опустилась на едва пригретую солнечным светом мягкую траву рядом с вечнозеленым деревом, что источало запах.

Как будто на ее еще прохладную от утра кожу начал погружаться теплый и шершавый блеск, который с новым выдохом протаптывал себе путь выше.

Как будто с каждым затрудненным вдохом чьи-то пальцы все сильнее обнимали ее плоть.

Как будто кто-то впился в корни своим ядом, забирая все соки себе.

Как будто дерево, что возвышалось рядом, внезапно стало ее убивать.

Как будто ее разум был отравлен.

Как будто ее сердце прекратило стук.

Распахнув глаза, она едва заметно дернулась от смены мира.

Запахи из сна мгновенно ударились в легкие, как и образ Малфоя, что рядом с ней лежал, все еще крепко обнимая.

За всю оставшуюся ночь, которая в какой-то момент показалась Гермионе сумасшедшим плодом воображения, они не сдвинулись даже на миллиметр.

Подняв свои зрачки наверх, она натолкнулась на самый светлый и прекрасный образ, что она видела в мечтах и наяву.

Древнегреческой скульптурой, выпущенной кем-нибудь вроде Бернини, но не сумевшим ее подчинить, расслабленно и мерно поглощая кислород, все еще спал полуприкрытый тенью облик.

Не успев проконтролировать сигналы, что послал ее погибший мозг, Гермиона опустила пальцы на его лицо, пройдясь по переносице и смахнув прядку, что спадала своим серебром.

Преследуя невыявленную цель, она приподнялась с его груди, двинувшись выше, и замерла, когда ее нога скользнула вверх.

Ничего не произошло.

Она ничего не заметила.

Она ничего не заметила, потому что ничего не произошло.

И она ничего не почувствовала своим бедром.

Ничего.

Нахмурив брови и невнятно промычав, Драко зашевелился, просыпаясь.

Гермиона со всей возможной осторожностью выпуталась из сплетения их ног, все еще оставаясь на его груди.

Несмело приоткрыв глаза, он тут же был захвачен в омут, где янтари смотрели только на него.

Столкнув зрачки, Гермиона почувствовала, как их несколько часов назад построенный и новый мир, подобно существующему за пределами кровати, также замер, опускаясь пылью стекол на расплавленную ртуть.

Пока он ничего ей не сказал, их мир еще стоит на свете.

Пока он ничего ей не сказал, она еще живет в мечте.

Пока он ничего ей не сказал, ее нос совершает вдохи.

Пока он ничего ей не сказал, звезды горят.

— Давай еще немного побудем в нем? — едва шевеля губами, попросила Гермиона. — Давай еще немного притворимся?

Молча вперившись в нее, он продолжал немую пытку, не выражая никаких эмоций и все еще не шевелясь.

Разорвав контакт, Гермиона оглянулась на часы.

— До начала завтрака полчаса, — махнув кудрями, она снова повернулась на него. — Еще полчаса, — услышав зевок Живоглота, что был сопровожден гортанным рыком, она крепче сжала пальцами рубашку, на которой в эту ночь покоилась ее ладонь.

Гермиона не могла решить до конца, что бы она выбрала, если бы была возможность выбирать: узнать, о чем он думает сейчас, или никогда не узнавать об этом.

— Двадцать, — хриплым басом он осыпался на воздух. — Двадцать минут, потому что мне нужно сходить в душ и принять зелье, — расслабив спазм в ее груди, ответил Драко.

— Ты можешь сходить в душ у меня.

— Спасибо за предложение, но я откажусь, — сверкнув горящим серебром, отрезал Малфой, переворачиваясь на бок вместе с ней.

Недовольно мяукнув, Живоглот спрыгнул с кровати и покинул их пространство.

Улегшись на плечо Драко, она одновременно с ним положила свободную руку в проем между их тел.

Соприкоснувшись кожей, она опустила взгляд.

Несмело пройдясь по кольцу, она продолжила исследовать застывшими зрачками драгоценность.

— Красивое, — тихо проговорила она.

Драко пожал плечами.

— Наверное.

Гермиона замерла своей ладонью и взглянула на него.

— Если оно не нравится тебе, зачем тогда ты его носишь?

Он тихо выдохнул, едва заметно дрогнув пальцами под ней.

— Это фамильное кольцо Малфоев, — сказал Драко, глядя в ее глаза. — Я должен его носить.

Обвитый корень чужим ядом крепче затянул свои узлы.

— Ты слишком многое должен, — возвращая все внимание к кольцу, она продолжила играться.

Чувствуя его неотрывный взгляд, испепеляющий опущенный затылок, Гермиона все сильнее ощущала брешь в плохо захлопнутой двери их мира.

— Тебе снятся сны? — спросила она негромко.

— Иногда, — скрипучим голосом ответил Драко. — Чаще всего это кошмары.

Кап.

Удушливые пары.

Кап.

Сквозняк, разнесший все оторванные лепестки.

— А тебе?

— Мне снились пестрые гвоздики до того, как ты пришел, — обращаясь на него, проговорила Гермиона. — Как думаешь, кто подарил их мне во сне?

Если бы комната все еще не была в холодной зимней полутьме, она бы точно уловила смену цвета.

Она бы четче смогла рассмотреть, какими именно оттенками в одну секунду изменились его грозовые тучи; как незаметно для чужих, но было бы так видно для ее полуприкрытых глаз, как он остановил дыхание и поджал губы — лишь чуть-чуть, — но это было бы заметно. Для нее.

Если бы солнце встало раньше.

Если бы небо загорелось несколько минут назад.

— Знаешь, я не люблю в зиме именно это, — глухо пробормотала Гермиона. — Я так не люблю, что по утрам темно.

Отняв свою ладонь от его пальцев, она осторожно поднесла ее к заледеневшему лицу и мягко прикоснулась к подбородку.

— Утро — это мое любимое время, — продолжила размеренно она говорить. — Особенно весной или летом. Осенью тоже ничего, но я не люблю холод, — мерно поглаживая Драко по лицу, рассказывала Гермиона. — Но зимой я не могу любить утро. Потому что, когда я просыпаюсь, мне не хочется вставать. Мне холодно и темно, — скользнув ладонью вниз, она коснулась плеч, плавно перемещая кисть к груди. — А ты? Ты любишь утро? — ощущая колющую рябь в районе носа, она подавила рвущийся наружу всхлип.

Она даже не знала, почему ей захотелось плакать.

Она даже не знала, почему сейчас тот холод, что привычен зимним утром, ощущался подобным градусом — намного ниже, — обдавая все тело засохшим льдом.

Почему?

Почему?

Сцепив до жжения рубашку в пальцах, Гермиона пододвинулась к Драко как можно ближе, упираясь лбом в затихшую без вздохов грудь.

Почувствовав прохладную ладонь, опущенную на затылок, прижавшую ее к себе, она не смогла сдержать свою плотину, что секундой раньше взорвалась.

Судорожно всхлипнув в ставшую такой привычной за одну лишь ночь грубую ткань, она еще плотнее вжалась в его тело.

— Я больше не могу, Драко, — неразборчиво скуля и прорезая чью-то плоть, с трудом из себя выдавила Гермиона. — Я больше не смогу.

— Грейнджер… — вибрируя отзвуком хрипа, раздался его голос отголосками в груди. — Не лишай себя того, что ты могла бы получить. Я заведу тебя в могилу.

— Если условие за мое счастье — смерть, я принимаю цену.

— Блять, — сместившись вниз и обхватив лицо, он обратил ее к себе. — Да неужели ты не понимаешь? Как ты можешь говорить об этом? — выглядя как сумасшедшей гений, пытающийся доказать всем тем, кто еще не дошел до его интеллекта, ценность своего изобретения, он судорожно бормотал, совсем не думая о тех ответах, что были найдены столетиями раньше. — Неужели ты не хочешь жизни? Ты не хочешь будущего? Освобождения всех эльфов, грандиозную карьеру, мужа и детей? Неужели ты не хочешь даже попытаться?

— Кто сказал, что я не стану? — вцепившись помутневшими глазами в мечущееся между обрывов серебро, отрезала Гермиона. — Если мы переживем войну, я исполню каждый пункт, — заявила она твердо. — С тобой.

Он застонал, откинув голову наверх, и, отпустив ее лицо, упал обратно на подушки.

— Ты, блять, невыносимая, — прорычал Малфой, ударив матрас.

— Время вышло, — смахивая влагу с покрасневших щек, заявила Гермиона.

Выпутавшись из смявшегося одеяла, она встала и проследовала в ванную, так и не взглянув на Драко.

***</p>

Сюрреализм — так бы называлась эта глава, если бы она когда-нибудь решилась написать о своей жизни.

Предпраздничным дыханием был поглощен весь Хогвартс.

Рождество все равно приходило каждый год вне зависимости от чужих переживаний.

Сотни студентов, взбудораженно готовящиеся к искрящемуся действу.

Планы и предвкушение для той заветной ночи.

Улыбки, сладости и мягкий снег, что звоном колокола заглушал морозный ветер.

Прекрасная неделя для всех тех, кто все еще мог жить.

— Гермиона, — останавливая ее в коридоре, окликнул знакомый голос.

Представая перед ней привычным силуэтом, Рон выглядел куда решительнее, чем в прошлый раз.

Кап.

Она ужасный человек.

— Мы завтра отправляемся на каникулы в Нору, — заявил он, не смотря в ее глаза. — Встретимся в пять часов на перроне.

— Благодарю, Рон, — отозвалась она, — но я вынуждена отклонить твое приглашение.

Он медленно поднял на нее взгляд и вмиг столкнулся с помутневшими зрачками.

— Ты поедешь к родителям на все праздники?

— Нет.

Рон нахмурился и подался вперед, как будто не расслышал.

— Почему тогда ты не едешь в Нору?

— Я не хочу, — пожав плечами, ответила она. — Спасибо за приглашение, но я не поеду.

— Моя мама ждет тебя, Гермиона, — выплюнул Рон. — Ты должна поехать. И вообще, если ты не едешь к родителям и в Нору, куда ты тогда собралась? — киша затихшей злобой, извергался он.

— Я останусь на каникулы здесь, — устало проговорила Гермиона, замечая остановившийся у окон силуэт, что наблюдал за развернувшейся картиной.

Обхватив за локоть, Рон подтолкнул ее ближе к стене.

— Гермиона, я знаю, сейчас все сложно, но я хотел поговорить с тобой по поводу всего произошедшего, — нависая сверху, пробубнил заслонивший перед ней весь свет Рон. — Завтра мы отправимся в Нору, как в старые времена, и обо всем поговорим, — крепче сжав ее своей ладонью, сказал он. — Вместе с Гарри.

— Уизли, я понимаю, что манеры тебе чужды, и для тебя это будет откровением, — появляясь глухим голосом за наклонившейся спиной, отрезала возникшая фигура, — но обращаться с девушками подобным образом и лапать их посреди коридора — мерзко даже для тебя.

Резко оборачиваясь, Рон в отвращении скривил лицо.

— Забини, ты потерялся? — ощетинился он. — Не лезь не в свое дело, если не хочешь проблем.

Криво усмехнувшись, Блейз бросил взгляд на Гермиону.

— Уизли, чтобы создать мне проблему, тебе придется не просто подпихнуть меня к стене, как бедняжку Грейнджер.

— Хочешь это проверить? — рыча на него, Рон кинулся вперед.

Шагнув в проем между их плеч спиной к Забини, Гермиона выставила руки перед Роном.

— Рон, прекрати немедленно.

Его лицо в один миг покраснело, приобретая вид плохо написанной карикатуры, и он снова вскинул пальцы, ухватив ее предплечье.

— Гермиона, ты чего? — спросил он хрипло, дернув ее на себя. — Отойди от этой мерзости.

— Что здесь происходит? — заставив тело Гермионы онеметь, спросил возникший позади ее лопаток образ.

Непроизвольно задрожав, она сжала зубы и с остервенением рванула кисть к себе, освобождаясь из захвата Рона.

— Здесь ничего не происходит, — стальным голосом разнесшись по холодным стенам, сказала Гермиона.

Обернувшись и проехавшись кудрями по его открытой шее, она проглотила запах всех умерших без дыхания надежд.

Они не общались всю неделю.

Гермиона ни один возможный раз не проронила взгляда на него.

Ей не нужно было смотреть.

Когда он появлялся в помещении, вибрации, что отдавались в теле от одного его лишь сделанного шага, сообщали ей, что он пришел.

Он тоже не смотрел.

Гермиона знала это ощущение чрезвычайно хорошо, чтобы понять — его пылающее серебро отныне не искало ее облик.

Она так часто чувствовала его на себе, что она знала — он больше не смотрел.

Гермиона даже не могла у него узнать, останется он в Хогвартсе или уедет завтра на каникулы.

И что было страшнее для нее — она все еще не смогла понять, чего из этого хотелось ей намного больше.

— Иди куда шел, Малфой, — выплюнула Гермиона, вперившись в него.

— Посмотрите, — ухмыльнувшись, пропел Рон. — Хорек пришел на помощь своей собачонке.

— Уизел, для твоего же блага, советую захлопнуться, — тут же отозвался Блейз.

Малфой стоял неподвижной и безэмоциональной статуей, не разрывая взглядов.

В его глазах не было видно ничего.

А даже если бы и было — сейчас ей не захочется туда смотреть.

— Для моего блага? — рассмеялся Рон. — Что мне сделает этот хорек? Расскажет своему папочке? — все сильнее наступая на закрытую от чужих глаз мертвую зону, насмехался он. — Ах да, он же в Азкабане.

— Хватит! — закричав и оглушив всех ошивающихся рядом, разразилась Гермиона.

Обернувшись со стреляющими искрами в зрачках, она столкнулась с новой парой глаз, что появилась рядом.

— Гермиона? — выйдя из толпы, что собралась вокруг их тел, обратился Гарри.