чёрным по розовому (1/1)

Чондэ проснулся в холодном поту. Тяжело дыша, он смотрел в потолок, боясь даже моргнуть, словно в ту же секунду мог снова провалиться в кошмар, из которого ему едва удалось вырваться. Сердце тревожно билось, казалось, оно вот-вот пробьёт грудную клетку, а голова невыносимо раскалывалась. Слабость, подобно якорю, буквально пригвоздила тело Чондэ к кровати, каждое движение давалось с огромным трудом.Чондэ закрыл ладонью глаза, попытавшись сориентироваться во времени, но как бы Ким ни старался, он не мог вспомнить ни числа, ни дня недели. Парень убрал с лица ладонь и повернул голову на бок. Кремовые шторы на маленьком окошке, прикроватная тумбочка, стопка книг и журналов?— мысль о том, что Чондэ, по крайней мере, находился у себя дома, немного успокаивала.Найдя в себе силы подняться с кровати, Чондэ направился прямиком к умывальнику, чтобы смыть водой остатки неблагополучного сна, который был слишком реалистичным для обычной череды случайных картинок в голове. Ким смутно помнил, что именно ему снилось. Лишь удушающее беспокойство и гадкое послевкусие наводили Чондэ на мысль о кошмаре.Чондэ набрал в ладошки холодную воду и брызнул себе в лицо, потом ещё и ещё, пока не выключил кран и, упёршись руками на край раковины, не поднял голову. Из зеркала на Чондэ смотрел измождённый молодой парень. Парень, которому до смерти надоела двойная жизнь. Парень, который изо всех сил пытался помочь окружающим, но вот только никто из этих окружающих был не в силах помочь Чондэ. Нет, Ким не обвинял в своей беде людей, разве только тех мразей, которые двадцать лет назад на его глазах расчленили его родителей. Мальчишка смотрел на то, как от его матери и отца отрезали части тела одну за другой; смотрел, как некогда столь родные и любимые лица искажались в отвратительной гримасе нечеловеческой боли; слышал, как истошно кричали, выли, плакали в агонии два его самых близких человека, пока не затихли.Совсем. В скорой помощи уже не было смысла, полиция приехала слишком поздно, психологи?— ещё позднее. Лучше поздно, чем никогда?Лучше, никогда.Запоздалая карусель бесполезной суеты, претендовавшая на звание "помощи", скрипела неудачами, бумажной волокитой и прописанными по уставам и книгам формальностями. Стражи порядка безуспешно гонялись за маньяками ещё два года, пока их след не был окончательно потерян, и лишь по воли судьбы спустя ещё полтора года выяснилось, что преступники разбились на автомобиле; психологи без конца говорили Чондэ, маленькому мальчику, видевшего мучительную смерть родителей своими глазами, как ему следовало жить дальше. Были ли какие-либо слова вообще уместны?Нет.Чен это знал. Поэтому он и пришёл. Пришёл, чтобы разделить боль.А ещё кто-то должен был не прощать людей, никому не верить, ни с кем не считаться. Чондэ так не мог. Его добрые и любящие родители учили сына любить мир и помогать людям.Ким встряхнул головой, прогоняя прочь ужасные воспоминания и, вытерев руки об полотенце, вернулся в комнату. На письменном столе лежал лист бумаги, прижатый тёмно-красным телефоном, который видел впервые.—?Он ещё и воровать начал? —?шумно выдохнул парень, подойдя к столу и взяв в руки мобильный.Он провёл пальцем по дисплею, и когда блокировка снялась, на экране высветился контакт ?Хейз?.—?Так это его? —?немного удивился Чондэ, заподозрив что-то неладное.Чен никогда ничего не оставлял на виду. Неужели его принципы дали сбой или сам Чондэ вовремя очнулся? Ким хотел было отложить мобильный, но вместо этого палец потянулся к зелёной трубке. Скидывать Чондэ уже не стал. Он не понимал, что им двигало, но где-то внутри чувствовал, что всё это происходило с ним не случайно, поэтому, решив довериться интуиции, приложил телефон к уху.Череда гудков через несколько секунд прервалась сиплым мужским басом. Чондэ на некоторое время растерялся, но быстро взял себя в руки.—?Простите, а Хе… Где хозяйка телефона?—?Кто это? —?убийственно спокойным голосом спросил незнакомец.—?Я… Я хотел сделать татуировку. Мне советовали Хейз… Говорили, что она отличный мастер! —?пробормотал Чондэ первое, что пришло в голову.—?Боюсь, что у Вас не будет возможности записаться к Хейз. До свидания.—?Подождите! —?быстро проговорил Чондэ. —?Что-то случилось?—?Какая… —?незнакомец прервался, но, тяжело вздохнув, всё-таки продолжил:?— Хейз, скорее всего, уже больше никогда не вернётся в салон. На неё напали. Какой-то урод уничтожил её глаза тату машинкой.Что говорил незнакомец дальше, Чондэ не слышал. Ким лишь повернул голову в сторону стола и взял лист бумаги, который оказался письмом.От Чена.—?Извините, что побеспокоил,?— едва слышно ответил Чондэ и сбросил звонок, устремив всё своё внимание на короткое послание от своего второго ?я?.Стоило тебе появиться, и Хейз меня предала. Тебе так интересно знать, чем я всё-таки занимаюсь? Хорошо, я предоставлю тебе такую возможность. Твоя любезная Сана потом тебе всё расскажет, не поднимаясь с постели.P.S. Если, конечно, сможет.Ноги Чондэ подкосились, и парень рухнул на колени. Теперь Ким понял, что ему вовсе не снился кошмар.Он жил в этом кошмаре.Он был этим кошмаром.Условные границы были нарушены, и только теперь Чондэ понял, что его второе ?я? стало неконтролируемым именно сейчас. Больше Чена ничто не сдерживало, он не пытался запугать Чондэ. Откровенное предупреждение походило на насмешку. Ким ничего не мог сделать: не мог предотвратить появление Чена, не мог уберечь Сану, не мог уберечь и Хейз, точнее, уже поздно было что-то делать.Чондэ поднялся с колен и пересел на край кровати, плотно сомкнув пальцы рук в замок. Перед его глазами стоял образ Саны. Милой и невинной Саны, очаровавшей Чондэ с первого дня их знакомства. Кофейная девочка и цветочный мальчик?— Ким часто представлял, как однажды они станут парой, как он будет обнимать Сану и зарываться носом в её волосы, как будет устраивать сюрпризы, как будет помогать ей во всём, о чём она только попросит. Чондэ чувствовал, что мог сделать для Минатозаки бесконечно много, но всякий раз, когда с языка Кима вот-вот готово было сорваться заветное признание, он вспоминал, как одним ранним утром посмотрел в зеркало и увидел там человека, у которого нет ничего святого. Глаза утопали в густой подводке, руки утяжеляли агрессивные татуировки, а новый прокол на губе лишний раз доказывал, что Чондэ не властен ни над своим телом, ни над своей жизнью. Чондэ будет признаваться в любви, Чен?— плевать в душу, Чондэ будет помогать по дому, Чен?— забирать последние деньги, Чондэ будет укрывать Сану одеялом, Чен?— не давать Минатозаки сомкнуть глаз, пропадая ночи напролёт неизвестно где и неизвестно с кем.Рядом с образом Саны потеснился образ Хейз, чьи привлекательные лисьи глаза теперь скрывали окровавленные бинты. Она молчала ради Чена. Боялась ли, была ли это любовь, Чондэ не знал. Он не понимал, как эта хрупкая девушка не боялась находиться рядом с Ченом. Хейз не казалась запуганной и измученной. В её глазах блистал интерес, детское любопытство, сдерживаемое взрослым разумом.Не надо было брать байку, думал Чондэ и в сотый раз проклинал себя за то, что из-за глупого страха показаться на улице с татуировками, подставил под удар Хейз. Глупо было оправдывать себя потрясением после разговора с Саной и свалившей с ног усталости.Чондэ снова взял в руки письмо от Чена и, перевернув листок, поднялся с кровати. Подойдя к столу, парень прихватил первый попавшийся под руку карандаш и, глубоко выдохнув, коснулся грифелем белой бумаги.?Сана, если ты это читаешь…?