18.22 Teasing (Сяо/Ху Тао) (1/2)

Она позвала его в последний раз, а потом замолчала.

Поддала лежавший на остывшем уже к ночи песке камушек носком ботинка, и тот разочарованно запрыгал по озерной глади, блестящей словно полированное зеркало.

— Глупый, глупый Адепт, — фыркнула Ху Тао, и даже глядя ей в спину из темноты, он до последней черточки мог сейчас представить недовольное и забавное выражение ее лица, то, как по-детски обиженно кривятся ее тонкие, яркие губы. — Ну и ладно… — рассмеялась она беззаботно. — Ничего нового. Ничего страшного.

Прикусив губу, Сяо заставил себя сделать шаг назад в темноту. Отвернулся.

Под ребрами что-то болезненно и непривычно заныло, далекое от кармы, от злобы и мстительности давно умерших богов.

В ее смехе, звенящем над озером Лухуа, плохо скрывались огорченные нотки — или Сяо уже слишком хорошо успел изучить несносную, говорливую девчонку; она приходила к нему на постоялый двор Ваншу, принося разные мелочи от Моракса, которого добросовестно называла Чжун Ли, она встречала его среди Тростниковых болот и на склоне Уван, всегда словно бы случайно. Она болтала, шутила — иногда и впрямь заставляя его беззвучно, почти незаметно смеяться. Иногда, увлекшись очередной сумасбродной идеей, бесцеремонно хватала его за руку крепкой, горячей рукой, и однажды, когда Ху Тао огненной бабочкой не врывалась в размеренно-бесконечное колесо его дней достаточно долго, он вдруг осознал странное, щемящее чувство в груди.

Сяо скучал по теплу этих бесцеремонных, нахальных прикосновений. По ее смеху. По ее шуткам, одновременно странным и мудрым. По тому, как чувствовал себя с ней. Он скучал по Ху Тао из похоронного бюро Ваншен — и за много лет ничто не пугало сильнее.

С этим надо было заканчивать.

— Ну и броди дальше один-одинешенек по своим пустошам, скучай… — ворчала Ху Тао за его спиной. — Ночь за ночью убивай глупых, злобных, уродливых демонов. Фу какая рутина! А я вот купаться пойду. — решительно заявила она, и Сяо замер, остановился за мгновение прежде чем исчезнуть и вернуться к своей обыденности, в которой легким огненным бабочкам не оставалось места.

Сначала он понадеялся, что это шутка, но Ху Тао уже решительно устраивала свою драгоценную шляпу на мягком, остывшем песке.

Где-то на глубине плеснула потревоженная рыба. Бормотание хиличурлов доносилось откуда-то издалека, так далеко что едва ли кто-то расслышал бы без настолько же чуткого слуха, но кто знает что еще может бродить сегодня в этих безлюдных местах.

Что если с ней случится нечто дурное прежде чем она успеет его позвать?

Беззвучно выругавшись, Сяо перебрался на ветку старого песочного дерева, склонившегося над прозрачной водой. Уставился пристально то в темноту, шатром накрывшую и склон Зимородка, и долину Гуйли, то на сухую шероховатость древесной коры под носом, но взгляд то и дело соскальзывал к берегу, где Ху Тао деловито раскладывала вещи.

— Куда-куда идет красотка Тао? — раздеваясь, беззаботно мурлыкала она на мотив детской песенки. — Она идет купаться!

Ее пиджак уже лежал на песке темной грудой рядом с шляпой, и теперь светлые пальцы, тяжелые от множества колец, уже подбирались к застежкам у воротника как обычно доверху застегнутой рубашки.

Медленно, так нерешительно словно вот-вот передумает, Ху Тао расстегнула самую верхнюю застежку, и ворот рубашки распахнулся, обнажая бледную, незагорелую кожу и очерк тонких ключиц. Еле слышно она вдруг хихикнула, потирая губы тыльной стороной ладони.

Кончики ее пальцев плавно и любопытно скользнули по светлому, вздрагивающему горлу, погладили ямку между ключиц, и от невинного движения Сяо бросило в жар прежде, чем он успел отвести глаза и для надежности отвернуться.

Это уже не помогало.

Ее кожа в ночной темноте казалась такой мягкой, белой и теплой, что уже не получалось не думать об этом. Хотелось увидеть больше.

Увидеть все.

Ощутить.

С мучительной чуткостью он слышал как одна за одной поддаются застежки, как с шорохом ложится на песок рубашка, и не мог уже отвергнуть и недостойные, нечистые мысли, и все отчетливее жаркой тяжестью наливающиеся в паху недостойные желания тела.

Воображение мучительно отчетливо дорисовало и очертания худощавых, тонких плеч, на которые спадают длинные каштановые хвостики, и острые холмики грудей, и выступающие косточки бедер… В человеческой наготе не было ничего неожиданного или необычного — за долгую жизнь Сяо случалось видеть и прежде, и это не было волнующим и интересным.

Сейчас же неподобающая, грязная похоть охватывала с каждым моментом сильнее, задвинув в сторону даже привычно хмурые мысли.

Сейчас все было совсем иным, и, больно кусая губы, он упрямо гнал от себя и мысли, и чувства, и унижающее самоуважение Адепта желания, и где-то в глубине себя знал — если сейчас позволить себе обернуться, светлая, манящая нагота Ху Тао уже навсегда останется где-то под веками.

В какой-то момент даже удалось побороть соблазн, выиграть эту битву так же как множество прежних, но внезапно Ху Тао громко вскрикнула. От воды раздался плеск, и инстинктивно стиснув в руках Нефритовый коршун, Сяо нашел ее тревожным взглядом.

Уже полностью нагишом, ругаясь во весь голос, Ху Тао пыталась отодрать свой носок, примерзший ко льду рядом с туманным цветом неподалеку. В один момент он коснулся ее тела, восхитительно живого, гибкого, теплого взглядом и уже не мог отвести глаз.

Зайдя, наконец, в воду по пояс, она поежилась, обхватила себя руками за покрывшиеся мурашками плечи.

Ему представилось вдруг с ослепительной яркостью — вместо ее узких, бледных ладоней свои ладони на ее коже, и еще сильней прежнего бросило в жар. В груди, в паху — по всему телу этот самый жар разливался тягучим растопленным медом.

С тихим смешком Ху Тао вновь медленно погладила себя по плечам, словно согревая. Коснулась ключиц, невесомо, одними ногтями поводила по покрытой мурашками коже, и кажется, задышала немного быстрее.

Или это уже сам Сяо дышал.

Вместо того чтоб просто нырнуть и закончить мучение, она что-то напевала себе под нос, то с любопытством, как будто делала это в первый раз, касалась пальцами живота, то обрисовывала изгиб талии к узким, худощавым бедрам. Набрав прозрачную воду в горсти, вылила ее на себя, намочив и разметавшиеся по плечами хвостики, и маленькие, острые груди.

Драгоценными камнями капли воды блестели на ее коже в лунном свете. Маленькие бледные соски стали твердыми, и Сяо едва не застонал, против воли представив как касается их губами, как ощущает горячий вкус ее тела на кончике языка.