Глава Тридцать Седьмая. Тревога. (1/2)

Спасибо за медицинские консультации Sowyatschok

Благодарю за помощь Круэллу

«Если малыш улыбнется,

Может быть, все обойдется…»

(к/ф «Тень, или Может быть, всё обойдётся» 1991 г.

«Рождественская песня»)</p>

— Мария Тимофеевна, вы меня и так без ножа зарезали! Я же рассчитывал на ваш роман, а вы — извольте! В огонь! Словно господин Гоголь…

«Дядя приехал» — как-то отстраненно подумала Анна, услышав знакомый голос. Такой убедительный, искренний, богатый интонациями… Заслышав его раньше, она мчалась через весь дом. Потому что дядя был ее товарищем, соратником, защитником. Добрым, и… Да, согревающим. Словно дружеский костер в ночи. Теперь уместнее было сравнить его с болотным огоньком, который не дает ни тепла, ни надежды.

Вздохнув, Анна осторожно положила на стол портрет Серого Пса. Сняла пальто, размотала шаль, стараясь не прислушиваться к спору из соседней комнаты. В какой момент дядя так переменился? Когда они вместе искали Якова в Петербурге он точно был прежним. А потом… Потом ее саму победила Тень, и увезла в Париж. А дядя здесь женился на своей первой любви.

Или же на ее деньгах? Как это странно было слышать от него, что, мол чувство чувствами, но капиталы Зи-зи имели решающее значение. Дядя сам так сказал, когда расследовалось дело о «Пяти специях». Дело, в ходе которого он едва не угодил под суд за убийство жены. И опять его спас Штольман. А дядя после этого принял участие в дуэли. На стороне Клюева!

Никогда она не сможет этого понять. Да и простить — тоже.

— Нет, нет, и нет, Петр Иванович! — слышен из-за неплотно закрытой двери мамин голос, — я не буду рекламировать ваши духИ! И в статье — тоже.

— Мария Тимофеевна, ну что же вам, трудно? — дядя ухитряется одновременно настаивать и умолять, — для вас — слава, как-никак, и процент с продажи обговорить можем…

Против воли Анна начинает улыбаться. Сейчас мама точно дойдет до точки кипения.

— Все! — раздает гневный вскрик, — Хватит. Во-первых, ваши духИ — ужасны. И я не стану обманывать наивных дам, расхваливая эту приторную фиалковую … жидкость! А главное, я хочу, чтобы мое перо помогало людям!

— А я, Мария Тимофеевна, я — разве не человек? Пусть ваше перо и мне посодействует!

— Петр Иванович, недавно сгорела замечательная школа. Убит ее талантливый благородный основатель. Нужно помочь наследнице восстановить здание, привлечь хороших учителей, и новых учеников! А вы хотите, чтобы я кропала рекламные статейки? Никогда!

Двери распахнулись, и Мария Тимофеевна буквально вылетела в переднюю.

— Аннушка, — несколько смутилась она, увидев дочь.

Но Анна только одобрительно кивнула.

— Анетт! — возник на пороге Петр Иванович, — рад видеть тебя, эмм… столь похорошевшей.

— Здравствуй, дядя, — прохладно отозвалась Анна.

Комплимент уныло прошелестел мимо, точно смятый счет, не попавший в корзину для бумаг. Анна сильно сомневалась, что похорошела за это время, полное мучительной неопределенности. Скорее, наоборот.

— Помоги мне уговорить твою матушку, Анетт! — продолжал дядя, — ну что за странные идеи? Реклама, видите ли … как это? Низкий жанр! Зато де-неж-ный!

— Я согласна с мамой, — пожала Анна плечами, — если она не хочет тратить на подобное время и силы — это ее право. Настоящие статьи куда нужнее.

Дядя закатил глаза, и воздел к потолку руки. Мария Тимофеевна нервно ходившая по комнате, обернулась к дочери:

— Спасибо, Аннушка. А это что? — она взяла в руки рисунок, — какая интересная собака! Кого-то мне напоминает.

Анна коротко рассмеялась:

— Подарок. От ученика Веры Николаевны.

— Как мило, — растроганно улыбнулась Мария Тимофеевна.

Петр Иванович подошел к ней, заглянул сбоку. Поднял брови и насмешливо хмыкнул, кинув неодобрительный взор на племянницу. Лицо Анны в ответ приняло выражение спокойное и безмятежное.

— Аннушка, — спохватилась вдруг Мария Тимофеевна, — тебе тут записку приносили из больницы. Сказали — срочное.

Анна торопливо схватила поданный листок. Развернула. Пробежала глазами. Ухватилась за стул, села. Медленно перечитала еще раз.

— Что-то случилось? — встревожилась Мария Тимофеевна.

— Да, — отозвалась Анна, — мне нужно уйти прямо сейчас.

— Но ведь твое дежурство вечером, — растерянно возразила Мария Тимофеевна.

— Александр Францевич очень просит, — ровно проговорила Анна, — а еще… Мама… Меня не будет несколько дней. Или недель…

— Как? — беззвучно ахнула Мария Тимофеевна.

— Анетт, душа моя, ну объясни же, наконец, что происходит? — вклинился дядя, — зачем же нас так пугать?

Анна аккуратно — уголок к уголку сложила записку. Подняла на родных серьезный озабоченный взгляд.

— За последнюю неделю поступило несколько детей с дифтерией, — сказала она, — сегодня с утра принесли еще троих. Это эпидемия. Врачам в таких условиях лучше поменьше общаться с другими людьми. Поэтому я… поживу в больнице.